Под самым красивым хвостом павлина скрывается самая обычная куриная жопа. Так что меньше пафоса, господа.(с)
Совершеено определенно я поняла(вот она, та мысль, которая была заглуше-на потоком информации) – вся его жизнь-это путь к смерти, он очевидно стремился к ней, все мысли, отношение к самому себе, это самоубийство, он не мог писать, но и не писать он не мог, и это его погубило. Его явное стрем-ление ко всяческим болезням было не попыткой привлечь к себе внимание или желанием добиться снисхождения к себе, а единственным условием, при ко-тором он мог писать. «саморазрушение» - вот слово, которым он сам это называет: «Поразительно это систематическое саморазрушение в течение многих лет, оно было по-добно медленно назревающему прорыву плотины — действие, полное умысла. Дух, который осущест-вил это, должен теперь праздновать победу; почему он не дает мне участвовать в празднике? Но может быть, он еще не довел до конца свой умысел и потому не может ни о чем другом думать.» «Тому, кто при жизни не в силах справиться с жизнью, одна рука нужна, чтобы отбиться от отчаяния, порожденно-го собственной судьбой — что удается ему плохо, — другой же рукой он может записывать то, что ви-дит под руинами, ибо видит он иначе и больше, чем окружающие: он ведь мертвый при жизни и все же живой после катастрофы. Если только для борьбы с отчаянием ему нужны не обе руки и не больше, чем он имеет.»
«Что связывает тебя с этими прочно осевшими, говорливыми, остроглазыми существами теснее, чем с какой-нибудь вещью, скажем с ручкой в твоей руке? Уж не то ли, что ты их породы? Но ты не их поро-ды, потому-то и задался таким вопросом.»

«Что связывает тебя с этими прочно осевшими, говорливыми, остроглазыми существами теснее, чем с какой-нибудь вещью, скажем с ручкой в твоей руке? Уж не то ли, что ты их породы? Но ты не их поро-ды, потому-то и задался таким вопросом.»

я тоже не могу